Казахстан и «Реформы 1 сентября» - «Мнения»

Справедливое государство

1 сентября, аккурат в начало нового учебного года, президент Казахстана К. Ж. Токаев выступил с президентским посланием «Справедливое государство. Единая нация. Благополучное общество», самой обсуждаемой частью которого стали предложения о проведении досрочных президентских, парламентских и муниципальных выборов, а также инициатива о фактическом сокращении президентских полномочий – одним сроком на семь лет. Одновременно он выступил и с экономическими инициативами, менее обсуждаемыми, но отнюдь не менее весомыми во внутриполитической сфере.

Для кого-то данное выступление стало неожиданностью, однако на самом деле такое решение означает окончание подготовительного периода перед началом проведения глубоких реформ. Занял такой период подготовки полтора года, если вести отсчет от первого крупного программного документа за авторством Токаева «Независимость превыше всего». В то время на эту статью в российской прессе обратили мало внимания, рассматривая ее либо как цикл положенных лозунгов, либо как даже своеобразное движение в сторону националистически настроенных сил. Тем более что языковой вопрос у нас в России в медиа рассматривается в отношении Казахстана в первую очередь, а внутренние экономические процессы освещаются довольно редко.
Автор как-то затрагивал тему того, что пограничные споры в регионе относятся к категории жизненно важных, чувствительных и приоритетных – политик, который заявляет о том, что его работа не просто решает, а успешно решила эти вопросы, делает заявку на лидерство в региональном «командном зачете». В январе этого года К. Ж. Токаев с помощью ОДКБ, а фактически России, силовым путем разрешает противоречия с сырьевой элитой «назарбаевского клана», отстраняя ее от ключевых политических рычагов управления, но не расправляясь с ней, что называется, под корень. Он не ликвидировал ее возможность получать финансовую и ресурсную ренту, да и, очевидно, не ставил такой цели, однако выставил для этого жесткие рамки.
Смысл этих рамок был также довольно прозрачен – дать спокойно подготовиться и себе, и им к последующему пакету законодательных инициатив. После подавления бунта, а затем вслед за проведением конституционного референдума Токаев формирует довольно специфическое правительство, где буквально в шахматном порядке от глав ведомств и агентств до руководителей департаментов и отделов представлен практически весь спектр как действующих, так и, что немаловажно, потенциальных политических сил. В этой «чересполосице» расположились все: и откровенные русофобы, и западники, и сторонники «китайской интеграции», и турецкой, и российской. И сторонники, и идейные противники ЕАЭС.

Иногда, просматривая состав исполнительной власти соседней республики, возникает ощущение, что его формировал какой-то математический алгоритм. Вот назначением возмущаются публично наше Россотрудничество и Д. Рогозин, но им в противовес отвечают инициативами другие казахстанские ведомства. Токаев выступает на ПМЭФ-2022, чем шокирует часть неподготовленной российской публики, но тут же следуют смягчающие назначения и решения.
Каждый элемент, что в чувствительных вопросах образования, что экономики, одновременно содержит часть для одной политической платформы, часть для другой. Санкции вроде соблюдаются, а вроде не совсем. Язык и многострадальные вывески никто не запрещает, русский будет, но казахский будет обязателен к изучению. В сеть уплывают документы о подготовке к продаже партии вооружений – через три дня выходит мораторий на экспорт вооружения.
Как уже рассматривал автор в одной из статей, некоторые законодательные инициативы в финансово-экономическом плане настолько «мягко протекают» сквозь нормативы, как санкций, так и ЕАЭС, что невозможно прямо обозначить их как «русофобские» или «русофильские» в отношении нашей страны. Пример – вопрос с электронным фактурированием экспорта. Но таких примеров можно найти еще пару десятков.
Надо отдать должное, внешняя политика Казахстана под руководством «нового Токаева» стала настолько «мерцающей», что в ней сложно определить явную принадлежность к какому-то блоку, а сейчас у нас в стране на фоне СВО именно это оценивается наиболее чувствительным образом. Принадлежность к блоку определить сложно, а вот вектор как раз вполне просматривается – обеспечение внешнего контура «тишины» и внутренней стабильности для проведения тех реформ, о которых шла речь еще в первых программных документах и которые послание 1 сентября с. г. окончательно оформляет и структурирует, завершая, так сказать, «теоретическую часть».
Все вышесказанное означает, что, когда мы с нашей российской стороны пытаемся оценивать происходящие назначения, политические движения на внешнем треке и даже во внутренне секторе у южного соседа, нам надо помнить, что все это работа на «подготовительном этапе». Мы смотрим на текущие назначения, на выступления политиков, а на самом деле внутри происходит довольно серьезная работа по формированию новых сил для более широкого, чем во времена Н. Назарбаева, политического и экономического представительства.

«Демамбетизация»

А в конкретном плане Токаев хочет опереться в реформах на самое широкое представительство среднего класса. Но, главное – опереться на тех, кто внутри видит в будущем себя таким вот средним классом. Неофициально этот процесс в самом Казахстане называют довольно неполиткорректно – «демамбетизация», т. е. максимальное сокращение населения с низкой культурой и низкими доходами. По сути речь идет о том, что Токаев хочет привести на выборы максимум населения, а потом в процессе политической «работы» сшивать из них некий балансирующий центр.

Тут надо сделать оговорку, что новой политической партией сегодня формально может выступить любая сила, набравшая 20 тысяч официальных сторонников, и за прошедшие полгода в Казахстане прошел просто сумасшедший марафон политической активности, когда на арену вышли с инициативами представители политики 90-х и 2000-х годов. Наиболее ярко по понятным причинам (просто они самые громкие) выступили те, кого можно было бы с успехом назвать «националистами» и противниками интеграции в рамках ЕАЭС, однако и встречный процесс также идет, просто он медийно не столь заметен. У нас в основном «более раскручен» Народный Конгресс «евразийца» О. Сулейменова.

Проблема здесь видится в другом, несмотря на то, что эти выборы будут максимально широкими с 90-х годов по политическому спектру: от зеленых и экологов до националистов и евразийцев, но то, что мы называем «средним классом» – это одновременно и срез общества: сегодня доля русских в Казахстане, по самым оптимистичным подсчетам, не превышает 17 %. Сформировать отдельную «русскую партию» не получится и юридически, и просто технически. Да и будь она сформирована на деле, что бы это дало? Оппозицию к остальным? Единственная реальная возможность – это блокироваться с «евразийскими» или просто умеренными политиками.
Однако, даже блокируясь с тем же Народным Конгрессом, следует учитывать, что под интересами «среднего класса» предполагаются не «пророссийские» или «прозападные», или «прокитайские» шаги, а все, что связано с понятием «прагматизм». И вот в рамках этого самого «прагматизма по-казахстански» никто рвать связи с ЕАЭС не будет, как бы в прессе или на Ютубе не выступали ультранационалисты, разжигая и провоцируя реакцию у северного соседа. Но и делать нечто больше «прагматизма» также не будет ни одна политическая сила. А оказать давление на этот подход русская диаспора (даже сложно употреблять этот термин) не способна просто статистически – за последние 20 лет уехало больше половины русского населения на историческую родину. Будь политикум в Казахстане сегодня представлен еще тремя О. Сулейменовыми – это не переломило бы вектор «прагматизма», просто в силу статистики.

Сегодня много говорится о том, что Казахстан может превратиться в Украину. Нет, он уже не превратится в Украину сегодняшнего дня, он превратился в то, чем могла бы стать Украина, веди ее руководство более умеренную и стратегически взвешенную националистическую политику. Без создания политических мифов вроде творения Л. Кучмы «Украина – не Россия», которое лежало в каждой ведомственной гостинице. Сегодняшний Казахстан (и, кстати, Узбекистан) показывает, что СССР перестал существовать на деле – это просто такая реальность. Мог бы быть результат иным, проводи Россия в свою очередь другую политику на этом направлении? Несомненно, но это уже, что называется, «сослагательное наклонение» и вопрос отдельных дискуссий.
На первый взгляд, рост среднего класса в условиях настоящего, а не гипотетического, кризиса мировой экономической модели кажется задачей, нерешаемой даже теоретически, поскольку в постиндустриальных обществах и связанных с ними экономиках наличествует обратная тенденция – к сокращению, если не номинальной доли среднего класса, то его уровня потребления. Тем не менее президент Казахстана такую цель ставит.
В актив для решения этой задачи можно записать как внутреннее желание в Казахстане избавиться от извечного «кланового проклятия», так и четыре объективных фактора: работающие предприятия среднего сектора, демографический рост, относительно стабильный годовой экспорт углеводородов, а также сильно ослабленную валюту, по отношению к рублю и базовым резервным валютам. Ни у кого из соседей таких условий нет. Есть демография и слабая валюта, но нет инфраструктуры и внутренних производств и сырья. Есть сырье, но нет производств и т. д.
Эти обстоятельства в Казахстане хорошо понимают, и именно с опорой на них и на пока сохраняющиеся возможности для инвестирования готовы попробовать поиграть в политику регионального лидерства. Называется эта стратегия неофициально «от 50 до 30». В Казахстане уже лет восемь есть убеждение, что при выходе с 50-го места среди экономик на 30-е именно Астана будет способна определять игру на рынках Средней Азии. Рынок Средней Азии – потенциально 75 млн человек, с Афганистаном – 115 млн. Это не считая торговли с Россией, Ираном, Азербайджаном и, естественно, Китаем. Эта убежденность устойчивая, и любая дискуссия относительно успешности такого пути обычно уводит вашего казахстанского визави в глухую оборону.

Реформы в Казахстане задуманы масштабные, в том числе и судебные, которые сами, кстати, именно этнические казахи рассматривают как, пожалуй, одни из центральных. Однако, с политической точки зрения, пожалуй, наиболее мощным шагом следует назвать создание национального фонда, где часть сырьевого капитала будет распределяться на счета рожденных граждан и накапливаться в течение 18 лет, без права изъятия или снятия ранее указанного срока.
Можно сколько угодно дискутировать на тему «много там будет или мало», но сам факт создания такого фонда означает политическую революцию. Дело в том, что никто не будет бунтовать или «шатать трубу» у системы, в которой ты через некоторое время возьмешь гарантированный капитал, который можно потратить на учебу, жилье, будущую семью. Такой подход просто вышибает из-под ног опоры у тех, кто в будущем будет акцентировать внимание на «национальном факторе», ведь фонд распределяется вне зависимости от национальной принадлежности. Твои дети могут уехать в Россию, но фонд разойдется по остальным. А как уехать, если дети прожили семь лет в Костанае, а фонд на них уже начал наполняться?

Своеобразная (даже без сарказма) гениальность такого шага заключается в том, что физически выплачивать в течение многих лет ничего не придется, и эти средства будут работать в качестве гарантированных государственных инвестиций в банковской системе, а на уровне общества будут уже восприниматься как законная собственность, что, кстати, и есть на самом деле. И это происходит на фоне того, что в России, которая богаче на порядки, дискуссии о гарантированном доходе ведутся лет десять и материализовались пока только в виде материнского капитала. В материнском капитале есть много плюсов, относительно казахстанского варианта, по крайней мере, в плане сроков использования средств, а вот в плане их объема, очевидно, что проект соседей масштабнее для конкретной семьи.
Обрезание ренты с элиты в виде «налога на роскошь» – это тоже своеобразный ответ безуспешным попыткам в нашей стране ввести нечто подобное. Попыткам тем более неприятным для общества, что разрыв между сверхбогатыми и даже «просто средними» у нас откровенно вопиющий. Это еще один ответ тем, кто хотел бы видеть в Казахстане сегодня отдельный «пророссийский» блок или даже устойчивый общественный дискурс. Как на таком почти идеологическом разрыве можно осуществить подобное?

Следующий объявленный шаг, на котором, правда, мало останавливались у нас в медиа, это возможность концентрации активов, которая была объявлена в планах К. Ж. Токаева. На первый взгляд, это противоречит идее снижения роли государства и роста активности «среднего бизнеса». Но это лишь на первый взгляд – таким образом готовится почва под создание инфраструктурных холдингов по типу российских интегрированных частно-государственных структур, где не будет уже монопольно представлена старая «назарбаевская» элита, а будут уравновешены интересы государства и зарубежных инвесторов. Этот шаг в течение ближайших пары лет перераспределит структуру собственности в пользу государства. То, что Токаев рассчитывает усилить государственное влияние в инфраструктуре, совершенно не противоречит тому, что одновременно в эту структуру будет предложено войти зарубежным фондам.
Понятно и предложение К. Ж. Токаева провести выборы сразу по всей вертикали и горизонтали власти. Предлагается избрать состав и парламента (Мажилиса), и муниципалитетов (маслихатов), что одновременно предполагает и ротацию на уровне акимов и акиматов (глав областей, муниципалитетов и аппарата исполнительной власти). Принципиально для задач, решаемых Токаевым, это создает полную управляемость реализации процесса от принятия документа до реализации на местах, при этом новый срок полномочий в семь лет позволяет завершить эти преобразования и уйти на покой писать мемуары, избежав «передержки» власти в руках по возрасту, в отличие от предшественника.

Для русских в Казахстане выборы в муниципалитеты – это, наверное, наиболее реалистичный способ получить обеспечение своих интересов на местах, потому что на республиканском законодательном уровне представительство будет размыто с вероятностью близкой к 100 %, и затраты на этом направлении, скорее всего, окажутся не сопоставимыми с результатом. Эти усилия лучше реалистично полностью сосредоточить на местных выборах, тем более что полномочия муниципалитетов декларируют (и скорей всего, реально будут) расширять.
Будущие выборы в Казахстане, на взгляд автора, являются знаковыми. С учетом декларируемой программы, восприятия её целей и задач в обществе, масштаба вовлечения населения и разных групп интересов, как бизнеса и интеллигенции, причем сразу нескольких «поколений», на интеграции в рамках ОДКБ или ЕАЭС больше того, что имеется на данный момент, можно поставить точку. К сожалению, или нет – это вопрос открытый. Это не означает, что данные организации распадутся – не распадутся, но они останутся ровно в тех фактических рамках, которые уже были достигнуты, невзирая на хорошо подготовленную юридическую базу для интеграции.

Мы сегодня наблюдаем воочию окончание процесса распада СССР

Повторюсь, но, по всей видимости, мы сегодня наблюдаем воочию окончание процесса распада СССР, не юридический или политический, а на уровне внутреннего ощущения. Возможно, что автор приведет не совсем даже корректный пример, но это напоминает процесс развода, после которого стороны могут созваниваться, общаться, как-то разделить имущество, отвозить детей в школу и забирать оттуда, но где-то на внутреннем уровне ощущать еще неформальную связь. Проходит время и, просыпаясь, вы понимаете, что этой внутренней связи больше нет. Отношения даже юридические есть, а вот той связи уже нет. Что-то подобное мы наблюдаем в масштабе государств.
Сложность для России заключается в том, что этот процесс захватывает не только сам Казахстан – в соседнем Узбекистане идут аналогичные реформы, только не в таком масштабе декларируемого либерализма. По сути дела, Узбекистан и Казахстан исторически занимаются своего рода региональным соревнованием, при этом традиционно лидерство не складывалось ни у кого (хотя каждая сторона считает, конечно же, иначе). Летом этого года в Ташкенте уже собирался саммит в формате 3+2 (Казахстан, Узбекистан, Киргизия и Туркмения и Таджикистан), где повестку определяла Астана, а Россия участия не принимала, хотя речь шла о региональной безопасности и инфраструктуре и совместном привлечении инвестиций.
Мы также видим, что вопросы безопасности относительно Афганистана и привлечения средств стороны сегодня решают и ищут либо самостоятельно, либо совместно, при опосредованном участии Москвы. Если в этом своеобразном региональном забеге Казахстан окажется стабильно на шаг впереди своего соседа, то мы в итоге получим своеобразный «среднеазиатский военно-экономический блок», со специфическими связями внутри ОДКБ и ЕАЭС, но реально ориентированный куда угодно, только не «на север».
При этом Россия, как и прежде, будет восполнять свои трудовые ресурсы рабочей силой оттуда, соседи продолжат использовать транзитные коридоры и по необходимости военно-политические возможности Москвы, но это будут планеты, которые движутся уже по разным орбитам. Нюансы этого процесса мы увидим уже на саммите ШОС, который пройдет в скором времени (15–16 сентября) в Самарканде.

Автор:

Михаил Николаевский