Чтобы Порт-Судан не стал Порт-Артуром: оборона базы - «Аналитика»

23 июля 2019 года в Хартуме (Судан) и 1 декабря 2020 года в Москве было подписано соглашение между Российской Федерацией и Республикой Судан о создании пункта материально-технического обеспечения (ПМТО) ВМФ РФ на территории Республики Судан (в Порт-Судане).
С одной стороны, база – это хорошо.
Наш флот слишком хорошо знает, что такое базирование в дальней и океанской зоне «на бочках» в открытом море. И в то же время смог весьма и весьма оценить, что такое пусть не идеальная, но база. Это не только отдых экипажам, но и возможность устранить неисправности, в т. ч. и достаточно серьезные.

С другой стороны – у нашего флота есть печальный опыт того, что база становится весомым фактором поражения (а порой и просто мышеловкой).

При этом подписание соглашения между РФ и Суданом вызвало в ряде стран и политических кругов резко негативную реакцию и действия, имевшие последствиями следующую цепочку событий.

2 июня начальник Генштаба Судана Мухаммад аль-Хусейн заявил о пересмотре подписанного соглашения, причем с откровенно «политической» риторикой, что подписанной договор «не соответствует интересам Судана».
Этому предшествовали весьма резкие действия в Судане представителей Госдепа и Минобороны США (в т. ч. разведывательных структур).

Однако при всем сопротивлении соглашение де-факто уже действует и, видимо, будет реализовано – в виде запланированного ПМТО:

Москва, 12 июля. ТАСС. Судан готовится к процессу ратификации соглашения с Россией о создании на своей территории пункта материально-технического обеспечения (МТО) ВМФ РФ. Об этом заявил в понедельник министр иностранных дел России Сергей Лавров на пресс-конференции по итогам переговоров с главой МИД Судана Мариям аль-Махди.
В недавнем интервью агентству Reuters новый руководитель Судана Абдель Фаттах аль-Бурхан сказал, что рассмотрение соглашения еще не завершено.

Мы надеемся, что наши отношения (с Россией) укрепятся с подписанием этого соглашения… Консультации продолжаются, и мы работаем над соглашением, пока оно не станет приемлемым и законным.
Де-факто Порт-Судан уже начал активно использоваться ВМФ РФ для заходов не только боевых надводных кораблей (СКР проекта 11356) и разведывательных кораблей, но и для размещения в Порт-Судане плавмастерской Черноморского флота.

Фото: flot.sevastopol.info / А.Бричевский
При этом в ряде наших лубочных СМИ подробно и в красках расписывались мощные ракетные удары из Порт-Судана по всем потенциальным недругам и то, как мы за горло берем все их коммуникации в этом регионе.


Здесь, кстати, возникает серьёзный вопрос к тем, кто управляет нашими СМИ, ибо подобный приступ «псевдопобедной военно-политической истерии» в медиа вполне может (мог) быть использован нашими противниками против нас самих на внешнеполитической арене.

Очевидно, что при всех плюсах базы в порт Судане, сам факт ее создания очень не понравится как ряду крупных внешнеполитических игроков, так и определенным внутриафриканским силам и группировкам.




Соответственно, возникают очень нехорошие вопросы: готов ли наш флот адекватно ответить в случае реальных нападений на базу?
«Демонстрация флага» кораблями хороша только до момента, когда этот флаг топят вместе с кораблем, самым ярким историческим примером чему является Порт-Артур.



В данной статье остановимся на двух аспектах – противоминной (ПМО) и противоподводно-диверсионной обороне (ППДО) базы.
Примеров и тех и других действий в новейшей истории достаточно.
По диверсионным можно привести примеры подрывов в порту Адена эсминца «Коул» (США) и судов (в т. ч. СССР) в Никарагуа и Анголе в 80-х гг. XX века:


Формально у нас «все хорошо, прекрасная маркиза». Однако если внимательно присмотреться не к парадам ВМФ, а к реальным угрозам и техническим возможностям кораблей и катеров ВМФ, то выводы напрашиваются шокирующие.

Безусловно, полный комплексный разбор состояния и проблем ППДО нашего флота может быть изложен только в виде закрытого документа. Однако имеются целый ряд лежащих на поверхности общедоступных фактов, ставящих крайне серьезные вопросы по реальной эффективности решения задач ППДО.
Вот только малая их часть:

Основное плавсредство наших отрядов ППДО – лодка БЛ-680, имеет малую скорость, полезную нагрузку (и соответственно – возможности размещения вооружения).

Катера «Раптор» и БК-16 не имеют средств гидроакустики и каких-либо эффективных средств поражения подводных диверсантов (кроме ручных гранат).
То, что «шведский исходник» обоих наших проектов мог достаточно эффективно применяться для ППДО за счет использования штатных глубинных бомб (по целеуказанию специальных противодиверсионных ГАС катеров ППДО), у нас «благополучно проигнорировали».

Нельзя не отметить и слабое вооружение катеров для морского боя – дистанционно-управляемый стабилизированный модуль «Управа-Корд» «Рапторов» при хорошей точности имеет крайне недостаточный боезапас (50 патронов).


Однако самый острый вопрос – противодиверсионный катер (ПДРКА) «Грачонок», при крайне высокой стоимости (лишь примерно в 2,5 раза меньшей, чем у ПСКР проекта 22460 БОХР, имевших в 5 раз большее водоизмещение) имеющего весьма сомнительные возможности охотника за диверсантами». Главное – низкая эффективность средств поиска диверсантов и оружия для их поражения.
Дабы избежать обвинений в очернительстве и сигналов особо бдительных пенсионеров, приведем цитату из журнала «Морской вестник» 2013 № 1(43):



Испытания проходили в акватории Купеческой гавани, Кронштадт.
14.11.2012 г. оператором штатного средства поиска обнаружена одна цель, классифицированная как «мина». Цель обнаружена на дистанции порядка 8–9 м, время поиска составило 30 мин. Цель ложная.
Комментарий: «штатное средство» – это ПОК «Кальмар» (для особо бдительных – это информация сайта госзакупок, там же приводилась и развернутая информация и документация по «Кальмару»). Обнаружение мины на дистанции 9 метров означает, что катер на ней (будь она настоящая) уже подорвался бы.

15.11.2012 г. оператором штатного средства в районе поиска обнаружено три цели, классифицированные им как «мины». Цели обнаружены на дистанции порядка 8–9 м… Все цели ложные.
Как говорится – без комментариев. Ибо факты, что называется, «на лице».

Штатным средством (режим ВГЛ) в автоматическом режиме обнаружил имитатор пловца на дистанции 120 м, цель вскоре была потеряна и снята с автосопровождения… Повторно была обнаружена на дистанции 80 м и устойчиво сопровождалась до 25 м.
Комментарий: с такими смешными (и одновременно грустными) дальностями обнаружения не может быть и речи о сколько-нибудь эффективном поиске боевых пловцов.

Т. е. наш охотник по факту получается практически слепым.

Возникает вопрос – как такое могло получиться?

А так, что «Тетис-Про», успешно осваивавшее средства по этой теме для «Грачонка», в качестве средства поиска в состав ПОК взяла посредственный западный многолучевой эхолот МЛЭ в качестве ключевого средства поиска комплекса.

При этом необходимо понимать, что МЛЭ имеют в принципе весьма ограниченные возможности решения спецзадач – из-за слишком узкого сектора поиска по вертикали.
К чему приводит малый сектор поиска по вертикали при решении задач ППДО, было очень хорошо и наглядно описано в воспоминаниях матроса-гидроакустика с БПК «Виноградов» (ссылка).

От Куст: в ЗИП станции МГ-7 входил погружаемый уголковый отражатель (УО)… МГ-7 – это противодиверсионная станция, на БПК проекта 1155 их две штуки... эти станции надо периодически проверять на работоспособность методом оплыва корабля на шестивесельном яле с буксируемым УО. Все два раза, что мы проверяли станции, происходил примерно следующий диалог:
– Ну чё, видно что-нибудь?
– Нее, тащ ничё не видно. А вы сейчас с какого борта?
– Мы справа на траверзе. А корма видит?
– Понял. Нет, корма тоже не видит ничего.
– Так, Саня, давай трави метров на 10.
Саня травит, результат тот же, никто ничего не видит.
– Ладно, хорош… давай со всей дури прямо на корабль.
Мы несемся на корабль, изображая доплеровский эффект. Эффекта ноль. Несемся в противоположную сторону. Аналогично. Потом еще плаваем вокруг корабля, потому что прикольно плавать на яле вокруг корабля. К тому же мы сейчас в Персидском заливе, погода располагает.
Возникает вопрос: а как должно быть по уму и правильно?

И велосипед этот изобретен давным-давно: это хороший (с требуемым разрешением, дальностью и помехоустойчивостью) гидролокатор с необходимым (по условиям работы и гидрологии) рабочим сектором.

Но, может быть, российская наука и промышленность «не могли дотянуться» до «просвещенного запада», и им просто нечего предложить флоту?

Однако в данном конкретном случае все как раз наоборот.
Только один пример – с гидролокатором, аналогичным по техническим характеристикам системе самонаведения (ССН) нашей антиторпеды, не только «Грачонок» становится крайне опасным противником для боевых пловцов (и иных диверсионных средств), а любые катера даже самого малого водоизмещения (вплоть до размерности RIB). И габариты таких отечественных ГАС это позволяют!
Но ВМФ (Минобороны) вообще не заказывало промышленности малогабаритные гидролокаторы с высокими ТТХ (кроме опускаемых противодиверсионных). В т. ч. потому что средства активно осваивались на заведомо посредственном импорте и его «замещении».

Самое интересное, что в ВМФ СССР были крайне эффективные против подводных диверсионных средств корабли, и более того – некоторая их часть (но с убитыми средствами поиска) дожила и до дней сегодняшних в ВМФ РФ. Это морские тральщики проекта 266М с очень приличной для своего времени ГАС МГ-89 и реактивными бомбометами РБУ-1200, обеспечивавшими поражение наблюдаемой ГАС цели впереди по курсу (причем реактивной глубинной бомбой с мощным зарядом взрывчатки).

На современном техническом уровне все это (эффективные средства поиска и поражения) может быть реализовано во много меньшем водоизмещении, вплоть до размерности рейдового тральщика-охотника.

Из статьи: 09.12.2016 М. Климов «Вопрос небоеспособности ВМФ России против современной минной угрозы обязан быть разрешен в кратчайшие сроки» ((ссылка)):

…именно РТЩ, с его отличными средствами поиска должен быть ключевым элементом ППДО ВМБ (военно-морских баз).
Применение для этих целей ПДРКА типа «Грачонок» нецелесообразно, т. к.:
– они имеют крайне слабые средства поиска (опускаемая ГАС «Анапа» – фактически ГАС самообороны самого катера от ПДСС, а «основное средство поиска» – ПОК «Кальмар» («Тетис-Про»), по информации СМИ, продемонстрировало крайне низкие реальные боевые возможности);
– крайне слабое оружие ПДРКА, с которым он не может противостоять таким целям, как катера с УР (в т. ч. ПТУР) и «закрытые» средства доставки боевых пловцов (и сверхмалые подводные лодки);
– очень высокая стоимость самих ПДРКА «Грачонок» при их более чем сомнительной боевой эффективности.

Рейдовый тральщик советского проекта 10750.
Интересны комментарии к этой статье специалиста из «1 института» – ЦНИИ ВК (военного кораблестроения) ВМФ (ссылка):

Статья отличная, я даже завидую по-белому.
Наверное, это можно назвать первым обоснованием новой концепции подводной безопасности ВМБ. Если бы это ещё дошло до некоторых… Западники двигаются в этом же направлении, но еще до такой идеи не доперли.
Вопрос новых РТЩ для ВМФ рассматривался, но был закрыт, ради лоббирования серии проекта 12700 и «противоминных линкоров» огромного водоизмещения – наших аналогов, упомянутых в статье «Противоминная «тридцатьчетвёрка»: подводный аппарат РАР-104. Уроки и выводы».

Но финальный (на сегодня) акт этой комедии с элементами драмы отметить необходимо. В мае 2019 года министерства обороны Бельгии и Нидерландов подписали с консорциумом Belgium Naval & Robotics (представляющим французские компании Naval Group и ECA Group) формальный контракт стоимостью около 2 млрд евро на строительство для ВМС Бельгии и Нидерландов 12 минно-тральных кораблей нового поколения для замены ныне находящихся в строю тральщиков-искателей мин типа Tripartite.
Подобным «противоминным линкором» хотели «осчастливить» и ВМФ РФ.
Кому и сколько «заносили» при этом?
Тайна сия велика есть.
Но ВМС Франции (активный участник предшествующей программы Tripartite) от такого «счастья» отпиралось как могло и в итоге отбилось. Причина столь категорического неприятия «нового» ВМС Франции состоит в том, что новые красивые «противоминные линкоры» («креативные» и «инновационные», водоизмещением почти 3 000 т, т. е. в 7 раз больше, чем корабли программы Tripartite) физически неспособны выполнить ту работу, которую блестяще сделали ТЩИМ постройки 70–80-х гг. в Персидском заливе в 1991 г.
А как же новые противоминые корабли проекта 12700?
Увы, обстановку по ним можно охарактеризовать фразой: «крашеный фасад 12700 и гнилой фундамент ПМО ВМФ».
Процитирую из статьи 2018 года «Независимого военного обозрения»,
«ВМФ России напоролся на мины и подлодки»:

Тральщики, имеющиеся сегодня в боевом составе ВМФ, уже давно устарели, и свое боевое значение фактически утратили… Новый проект морского тральщика (МТЩ) проекта 12700 имеет ряд ключевых недостатков:
– устаревшая концепция ПМО – корабль «до первой современной мины»;
– заведомо не обеспеченная фактическая взрывостойкость;
– ограниченная эффективность на малых глубинах;
– неспособность решать многоцелевые задачи (хотя бы на уровне проекта 266М);
– возможности серийной постройки ограничены мощностями ПАО «Звезда» (один комплект дизелей в год).
С учетом этого однозначно необходимо реализовать следующий комплекс мероприятий:
– выполнить модернизацию проекта 12700 с устранением имеющихся недостатков;
– приступить к экстренной постройке серии рейдовых тральщиков на основе проекта 10750Э с условием выполнения импортозамещения и повышения ТТХ (при этом неудачный французский комплекс и его аналоги однозначно необходимо заменить на комплекс, реально способный решать задачи);
– начать работы по перспективному проекту нового противоминного корабля;
– приступить к экстренной разработке безэкипажных катеров – носителей неконтактных тралов, без применения которых работа крайне дорогого самоходного телеуправляемого аппарата (СТА) ИСПУМ будет только «до первой мины-защитника», на которой он подорвется.
При этом новый РТЩ должен стать «комплексным катером» обеспечения базы, в том числе с возможностью решения задач ППДО и ПВО, для чего корабль оснащается модулем оружия с крупнокалиберным пулеметом «Корд» и управляемыми ракетами.
На дворе уже 2022 год, но все это справедливо и сейчас.

Проект 12700 из «противоминного молотка» ВМФ превращен в «золотое полено», которое с удовольствием пилится заинтересованными лицами, без каких-либо попыток устранения острых недостатков проекта в серии, начиная с элементарного и критически необходимого: проблемы с взрывостойкостью.

Данные вопросы были довольно хорошо проработаны на старых советских проектах, это массово реализовано (и проверяется в ходе специальных испытаний «шок триалз» с фактическими подрывами), но сделать так для «новейшего» проекта 12700 у нас просто боятся, ибо соответствующие должностные лица заведомо и прекрасно понимают их катастрофические последствия.



На фото на врезке внизу тральщик ВМС Нигерии Barama (проект итальянский) проходит испытания на устойчивость к воздействию от взрыва в феврале 1987 года. Ничего подобного лоббисты проекта 12700 показать не в состоянии. И это именно сознательный страх последствий таких (объективных) испытаний у нас!

Более подробно проблемы проекта 12700 и наших тральщиков рассматривались на страницах «Военного обозрения» в 2019 году:
«Что не так с нашими тральщиками»?
«Что не так с «новейшим» ПМК проекта 12700»?

При этом противоминная угроза есть, и вполне реальная.
У нас как-то очень быстро забыли уроки минной войны в Никарагуа (где ЦРУ для этого вообще завело «частную команду» с «частным заводиком» и самодельными минами), Красного моря (минирование судоходных путей в середине 80-х гг. «неизвестно кем») и ряда других.

Главная проблема – в нежелании (и, видимо, неспособности) ВМФ объективно видеть реальные угрозы и готовиться к ним должным образом.

О каком эффективном ПМО в дальней зоне (например, в районе того же Порт-Судана) может быть речь, если у нас де-факто просто отсутствует сколько-нибудь эффективное обеспечение наших морских стратегических сил (МСЯС). На десять стратегических подводных ракетоносцев (в составе Северного и Тихоокеанского флотов) мы имеем один относительно современный (хоть и с устаревшей концепцией) ПМК с единственным противоминным подводным аппаратом (причем «до первой мины с «умным» взрывателем»).

В этих условиях заморские базы (повторю – крайне полезные при адекватной военно-технической политике) становятся фактором чрезвычайно опасного политического и военного риска.
С тем, что мы сегодня имеем в ВМФ РФ, Порт-Судан реально может стать и Порт-Артуром (разумеется, в меньшем масштабе и современном виде).

Автор:

Максим Климов