О новой американской Морской стратегии - «Мнения»

ВМС США всё ещё сильнейшие в мире. Но их стратегическая слепота рано или поздно скажется. На фото – авианосец «Нимитц» и часть авиакрыла в парадном строю. Source: U.S. Navy/Mass Communication Specialist 3rd Class Keenan Daniels

Читателю предлагается статья члена Палаты представителей Конгресса США от штата Вирджиния, члена Демократической партии, вице-председателя Комитета палаты представителей по Вооружённым силам, отставного коммандера ВМС США (commander – звание, эквивалентное капитану 2-го ранга в ВМФ России) Элэйн Луриа (Elain Luria).

Э. Луриа является единственным примером женщины-офицера в ВМС США, полностью прослужившей весь срок службы в ВМС (в её случае – 20 лет) только в плавсоставе, без перехода в береговые службы. Она закончила Военно-морскую Академию в Аннаполисе, получив там гражданские степени бакалавра по физике и истории, а также освоив французский язык. Затем она обучалась в Военно-морской Школе атомной энергетики (Nuclear Power School). Её служба начиналась на командном корабле «Блю Ридж», за время службы на котором она получила степень магистра в области «Управления проектированием» (Engineering management). За годы работы она шесть раз участвовала в боевых службах, в том числе с реальным участием кораблей ВМС в военных действиях.

Её последней должностью было командование 2-м отрядом десантно-штурмовых плавсредств (Assault craft unit 2), на военно-морской десантной базе Литтл Крик, Вирджиния. Отряд имеет в своём составе десантные катера разных типов и вспомогательные катера. Численность личного состава отряда – 400 человек.
Она демобилизовалась в 2017 году, и активно занялась бизнесом, показав хорошие результаты. Затем пришло время избираться в Конгресс.



Элэйн Луриа, официальное изображение в Конгрессе 116-го созыва
Луриа является жёстким критиком нынешнего командования ВМС США, включая Начальника Военно-морских операций Адмирала Майкла Гилдэя, которому приходится крайне тяжело на любых слушаниях, в которых участвует Луриа. По всей видимости, Луриа планирует играть большую роль в американском военно-морском строительстве, свидетельством чего являются регулярные выходы в разных изданиях статей на стратегическую тематику за её авторством.

Продолжением тренда является её статья на сайте cimsec.org, которая называется «Новая Морская стратегия США» (A new U.S. Maritime strategy).

Это весьма любопытный текст, разбор которого очень многое может сказать о том, какие идеи по поводу будущего применения ВМС США бродят сегодня в головах у американских элит, и каким в итоге, в принципе, может оказаться будущее ВМС США, а также и действия ВМС США против соперников Америки в мире.

Все утверждения в статье лежат на совести автора, а не переводчика. Весь тест ниже – перевод этой статьи на русский язык.

Статья «Новая Морская стратегия США»

В этой статье описывается путь, что привел к нынешней «стратегической недостаточности» ВМС США [1], и предлагаются рамки для новой Морской стратегии, которую, я считаю, следует немедленно разработать вместе с соответствующей оценкой структуры [военно-морских] сил. С небольшим увеличением финансирования величиной в 5 % Военно-морские силы в течение следующих пяти лет смогут добиться 90 % изменений, диктуемых этой стратегией.

Смерть Военно-морской стратегии [2]

Закон о реорганизации Департамента обороны Голдуотера-Николса от 1986 года эффективно покончил с Военно-морской стратегией. Посредством этого закона Конгресс обеспечил себе право на вмешательство и возможность «вернуть корабль на правильный курс» [3] после серии хорошо «разрекламированных» военных провалов, ответственность за которые, как это тогда виделось, проистекала из неспособности видов ВС работать совместно, без влияния [на них] узковедомственных интересов.

Закон Голдутера-Николса подтвердил и усилил роль Секретаря обороны и существенно расширил границы власти Председателя комитета начальников штабов, эффективно отстранив начальников и секретарей видов ВС от любой роли в структуре оперативного командования и от роли советников Президента. Они были превращены в «бюджетных воинов» [4], и ВМС оказались кораблём без управления.

Закон также был направлен на повышение качества офицеров на должностях в межвидовых (общих для объединений из разных видов ВС) командных структурах [5] и требовал, чтобы все офицеры проходили службу на таких должностях с предварительным условием до повышения до флаг-офицера или получения генеральского звания.

В результате виды ВС изменили карьерные пути офицеров в соответствии с этими новыми требованиями провести время на должности, относящейся к межвидовым командно-административным структурам. Каждый вид ВС должен был соответствовать новым требованиям к продвижению офицеров, что, в конечном итоге, определяло карьерный рост каждого офицера, в результате чего офицеры как можно быстрее переходили от одного принципиально важного этапа службы у другому. Офицер больше не мог позволить себе проводить несколько сроков на должностях в штабах ВМС, изучая стратегическое искусство. Стратегия была только для Объединённого штаба [6] – только для Председателя ОКНШ.

Начальник Военно-морских операций (Chief of Naval Operations (CNO)), единственный начальник вида ВС, в названии должности которого есть упоминание операций – имел уникальную роль с момента появления этой должности в 1915 году. Официальная роль начальника была закреплена в 1947 году в соответствии с Общим приказом № 5 как:

«(а) командование (сам начальник де-факто является командующим) оперативными силами, (б) главный военно-морской советник президента и Секретаря ВМС».
Едва высохли чернила на общем приказе, как силы в Конгрессе и Белом доме приступили к дальнейшим запускам трендов в последующем объединении вооруженных сил. В течение следующих 20 лет в серии законов роль начальника в оперативных вопросах была полностью устранена, и к 1970-м годам тогдашний CNO, адмирал Элмо Зумвалт, был убежден, что ВМС «путались насчёт оправданий для своего существования».

Томас Хон в своей книге «Власть и перемены» (Power and change)упомянул, что штаб Начальника военно-морских операций (OPNAV) был скорее «слабой конфедерацией» [7], нежели органом оперативного управления.

Так было, однако, только до 1978 года, когда Начальник Военно-морских операций адмирал Томас Хейворд, только что пришедший с поста командующего Тихоокеанским флотом США, превратил критицизм Зумвалта в реальные перемены. Хейворд был убежден, что ВМС нуждаются в перерождении, как стратегически, так и тактически – проще говоря, ВМС нуждались в стратегии, отталкиваясь от которой, можно было бы планировать и создавать программы.

Как заметил профессор Джон Хаттендорф из Военно-морского колледжа,

«Хейворд стремился перейти… от битвы за бюджет к анализу стратегических вопросов глобальной морской державы».
В 1981 году министр ВМФ Джон Леман сделал ставку на концепцию Хейворда Sea Strike [8], чтобы установить цель создания ВМС из 600 кораблей [9], которую он почти достиг, прежде чем покинуть свой пост.



Начальник военно-морских операций (де-факто командующий ВМС) адмирал Том Хейворд (на заднем плане в шлеме) готовится к вылету на штурмовике А-6 с авиабазы ВМС Субик-Бэй, Филиппины. Цель полёта – визит на авианосец «Мидуэй», человек в кепке на переднем плане – пилот. Source: PH3 Kenneth Flemings, via U.S. National archives
Потом появился Закон Голудтера-Николса. Никто не может отрицать, что он был успешным в части интеграции видов ВС в единую силу, однако, никто также не может отрицать и пагубные последствия для стратегии и закупок в видах ВС в отдельности, которые наступили в результате вступления в силу этого закона.

Как я писала в своей статье «Загляните в 1980-е, чтобы просветить флот насчёт сегодняшнего дня» (ссылка, англ.), ВМС не имеют и не имели Морской стратегии на протяжении 30-ти прошедших лет. Более того, в последнем тридцатилетии можно было видеть провалы в создании одного класса кораблей за другим, что в итоге привело к потере целого поколения кораблестроения.

В качестве «бюджетных воинов» многие начальники военно-морских операций всё-таки пытались оставить свой след в развитии своего вида ВС, и у некоторых это получилось – к добру или нет. Тем не менее то, что успех или неуспех ВМС лежал на плечах отдельно взятого Начальника военно-морских операций или Секретаря ВМС, однозначно явилось следствием отсутствия у ВМС стратегии. Как я упоминала в своей статье, по-бычьи упрямый подход секретаря Лемана: «сначала стратегия, потом требования, затем меморандум с программами и их целями, затем бюджет» – остаётся резко контрастирующим по сравнению с Военно-морским руководством последующих [за эпохой Лемана] десятилетий, движимым борьбой за бюджет.

Чем является и чем не является Морская стратегия?

Стратегия в военном деле – это достижение политических целей силой или, как часто цитируют Клаузевица, «продолжение политики другими средствами» (так в тексте – Перев.).

В этом году, как и во многие другие годы, военачальники заявляли на слушаниях в Комитете по вооружённым силам Палаты представителей, о том, что они готовы «соперничать в глобальном масштабе, сражаться и побеждать в войнах нации» [10].

Тем не менее, получив вопрос «а что значит «побеждать»?», некоторые военачальники оказывались сбитыми с толку. Начальник штаба армии недавно заявил, что «победа над Китаем – это когда с Китаем не пришлось воевать» (в смысле: Китай отказался от войны – Перев.). Я согласна с ним, за исключением того, что это был не вопрос, а постановка проблемы. Мы не можем определить, что означает «победа». Когда нельзя определить что такое победа, нельзя написать стратегию [для достижения победы].

Как будет выглядеть победа над Китаем?

Множество военно-морских стратегов, включая сэра Джулиана Корбетта, утверждали, что война не может быть выиграна исключительно военно-морскими или воздушными операциями. Аналогично председатель ОКНШ генерал Марк Милли совсем недавно заявил, что «решающие результаты в войне могут быть достигнуты исключительно на земле».

Значит ли это, что мы не можем достигнуть решающих результатов с Китаем без наземного вторжения на его континентальную часть?

Сегодня военный рост Китая угрожают глобальному балансу сил, и, как писал Фукидид, рост могущества одного игрока угрожает всем остальным. Нельзя сказать, что Китай, как и любая другая страна, не может защищать себя, но та страна, которая не разделяет идеалов свободного, демократического мира, нарушает международные нормы.

Как и в случае с дестабилизирующими действиями России, если они не будут управляться должным образом, действия Китая могут быть неправильно истолкованы и привести к непреднамеренному конфликту.

Именно эта двусмысленность определяет потребность ВМФ в новой глобальной Морской стратегии – и дополнительной национальной Морской стратегии, которая включает в себя полный спектр коммерческой морской деятельности, отечественное судостроение и ремонт, а также деятельность правоохранительных органов на море. Это особенно важно, когда ресурсы обороны ограничены из-за конкурирующих приоритетов со стороны расходов, не связанных с обороной, и между самими видами вооружённых сил. Эта военно-морская стратегия должна разрабатываться военно-морскими лидерами, а не ОКНШ или канцелярией Секретаря обороны.

После окончания Второй мировой войны стратегия оборонного планирования США была разновидностью политики войны на два фронта. Сегодняшняя «Национальная оборонная стратегия» [11] призывает вооружённые силы быть способными

«пресечь агрессию со стороны ведущей державы, сдерживая [одновременно] оппортунистическую агрессию где угодно».
Определяя ведение наступления (разбить агрессию) как главную способность наших сил, «Стратегия» ограничивает мышление в отношении баланса между наступлением и обороной в военной стратегии и приводит к сохранению большой постоянной армии и боевой тактики времен холодной войны в качестве предпочтительных методов обучения и оснащения наших войск.

Сегодняшняя «Морская стратегия»

В «Морской стратегии» 1984 года (Maritime strategy – Перев.) «победа» означала сохранение конфликта в рамках неядерной войны и поддержку сухопутных войск в оттеснении Советских войск их собственным границам. Этот подход «пресечь и наказать» используется и сегодня. ВМС разработали стратегию, исходя из предположения, подкрепленного разведкой, что любой конфликт с Советским Союзом быстро охватит большую часть земного шара. Для этого требовалось присутствие и готовность военно-морского флота одновременно в трех ключевых регионах вместо умеренной стратегии [12], предпочитаемой Объединённым штабом.



Элайн Луриа во время службы в ВМС. Source:elaineforcongress.com
ВМС разработали Морскую стратегию, основанную на конфликте на трёх ТВД [13], и сосредоточили ее вокруг авианосной боевой группы. В стратегии не учитывались ограничения в обслуживании, обучении или трудоустройстве. Предполагалось, что каждый корабль будет доступен в конфликте, а необходимое количество – 600.

Если бы тот же самый подход был бы применен к нашим силам сегодня с использованием нынешней «Стратегии национальной безопасности», ВМС могли бы определить количество и типаж кораблей для всех ВМС, просто используя для ориентира самые сложные непредвиденные обстоятельства [какие только могут возникнуть в теории] у командующего силами в Индо-Тихоокеанском регионе [14].

Эта результирующая структура сил будет намного ниже требований в 355 кораблей, даже с учетом «оппортунистической агрессии в другом месте», и, вероятно, упадет ниже 250 кораблей.

Так как же тогда ВМС разработали свой план «Боевая сила 2045» (Battle force 2045), который призывает иметь примерно 382–446 обитаемых кораблей с экипажами и от 143 до 242 необитаемых судов?

Вместо того, чтобы начинать с [анализа] одного или нескольких [таких] непредвиденных обстоятельств, ВМС просто придумали то, какими будут будущие силы и как их потом применять. Типаж кораблей, представленный в «Боевой силе 2045», возник не из глобальной Морской стратегии: вместо этого три различных исследования были просто объединены в единую оценку структуры сил, и полученные в результате требования к силам представляют диапазон, основанный на конечном продукте каждого исследования.

Как отмечается в исследовании RAND Corporation по оборонному планированию 2019 года, «различные допущения и типы рекомендаций могут привести к очень разным результатам в этом процессе». Другими словами, наши предположения во многом определяют результаты. Боевые командиры разрабатывают планы действий в чрезвычайных ситуациях для борьбы с конкретными сценариями на своем театре военных действий, в то время как Председателю Объединенного комитета начальников штабов через Объединенный штаб поручено глобальное стратегическое планирование. В исследовании сделан вывод, что

«распространено предположение, что планы и программы процесса оборонного планирования должны определяться стратегией, но окончательный размер и форма сил в значительной степени зависят от бюджета. Действуя в этой сфере, специалисты по оборонному планированию не имеют надежного способа оценки или количественной оценки риска».
Бывший заместитель секретаря обороны Мишель Флорной заявила в Комитете Сената по вооруженным силам в 2015 году, что процесс планирования вооруженных сил Объединенного штаба, процесс, который материализует стратегию в нужные нам силы, глубоко ошибочен и в гораздо большей степени определяется узковедомственными интересами, нежели национальными интересами. Далее она говорит, что

«текущий процесс противоречит той конкуренции идей и инноваций, которая действительно нужна Департаменту [обороны]».
Когда оценка [потребной] структуры ВМС начинается с таких данных, как формирование и применение сил и средств в конкретных сценариях, результат всегда будет зависеть от текущих подходов к их использованию.

«Оптимизированный план реагирования флота» использует модель 5:1, где наличие пяти кораблей означает возможность развёртывания одного.

Например, если кто-то хочет, чтобы по всему земному шару ежегодно развертывалось 100 кораблей (традиционная скорость развертывания ВМФ), требуемая структура сил составляла бы 500 кораблей.

Однако если изменить модель генерации сил на 4:1, то потребуется всего 400 кораблей. Кроме того, если бы модель формирования сил была моделью военно-морских сил передового развёртывания (forward deployed naval force – FDNF), где корабли доступны две трети времени (3:2), то потребовалось бы всего 150 кораблей. Эти модели генерации сил являются критически важными допущениями, которые определяют структуры сил и средств, используемые при планировании обороны.

В основополагающей статье «Крейсерская борьба: морское соперничество в эпоху «противодействия доступу» профессора военно-морского колледжа Джонатана Д. Каверли и Питера Домбровски, авторы отмечают, что «наиболее вероятным местом возникновения трений между великими державами является море» [15]. Многие ученые писали о балансе сил, который влияет на конкуренцию на суше, особенно за последние 20 лет, но гораздо меньше написано о морском соперничестве и балансе между нападением и защитой в Мировом океане. Однако правда остается:

«когда наступление даёт преимущество, дилемма безопасности становится более острой, гонка вооружений становится более интенсивной, а вероятность войны возрастает».
Военно-морские «платформы» идеально подходят для обеспечения гибких сдерживающих возможностей, однако Барри Р. Позен и Джек Снайдер постулируют, что американские военные настроены наступательно, и это можно увидеть из публичных свидетельств и заявлений наших военачальников. Оборонительная составляющая «наступления-обороны» часто рассматривается как естественный результат мощного наступления. Так было и в Морской стратегии 1980-х годов, которая предусматривала исключительно наступательные планы, и именно это Каверли и Домбровски называют «культом наступления». Они утверждают, что даже если бы у ВМС была возможность мгновенно создать флот будущего, доктрина проекция силы [этим флотом будущего] по-прежнему будет доминировать в мышлении [16].

В Морской стратегии 1984 года сдерживающая роль была вспомогательной по сравнению со стратегией военного времени, основанной на обусловленных обстановкой запросах [военных], которая привела к потребности в 600 кораблях. В этой стратегии сдерживание было [побочным] результатом структуры сил ВМС, и в ней сформулировано требование о присутствии в мирное время для выполнения функций сдерживания, сокращения времени реагирования и предоставления политикам вариантов реагирования на военно-морские кризисы. Одна треть кораблей, необходимых для выполнения боевых задач на каждом театре военных действий, всегда теоретически будет развернута вперед в соответствии с этой стратегией.

Однако к 1987 году потребность в 600 кораблях была привязана исключительно к модели сдерживающего присутствия. Вице-адмирал Хэнк Мастин указал, что снижение требований к численности авианосцев в 15 единиц потребует обсуждения того, «от какого [региона] вы хотите отказаться»?

Сдерживание как стратегия

Я согласна со многими сегодняшними военными лидерами в том, что война не является неизбежной, но делать вывод о том, что единственный способ победить перед лицом злобных или воинственных наций – не вступать в войну, в лучшем случае наивно и не основано на стратегии, в которой сдерживание является первым принципом.

Было бы лучше признать, что мы не собираемся проводить сухопутную кампанию против Китая, поэтому с точки зрения традиционного мышления США не могут «выиграть» войну, однако, как и в случае с ядерной войной, [успешное] сдерживание следует считать «победным». Когда военные руководители используют такие выражения, как «сражайся и побеждай», они преуменьшают основную цель сдерживания и, в конечном итоге, могут формировать [неправильную] структуру сил и заставлять применять их в неверном направлении.

Стратегия сдерживания не должна быть побочным продуктом наступательной стратегии. Согласно исследованию «Центра стратегических и бюджетных оценок (CSBA)» 2017 года, в течение десятилетий после распада Советского Союза:

«ВМС США придерживались политики сдерживания, которая опиралась на умеренные по составу передовые силы, которые были меньшими представителями более крупных сил. Чтобы избежать нестабильности, вызванной региональными державами, сдерживание основывалось на обещании наказания, которое придет с последующими силами».
Брайан Кларк, свидетельствуя об исследовании в 2017 года, подтвердил, что:

«появление конкуренции великих держав возлагает на нас бремя предотвращения конфликта с этими великими державами».
Каждый план действий в чрезвычайных ситуациях имеет этап сдерживания [противника], или то, что ВМС называют «присутствием», то, что требуется от кораблей день за днём. За последние 20 лет войны в Ираке и Афганистане доминировали над требованиями ВМС к проецированию силы, и были обнаружены структурные изъяны в наших моделях формирования и использования сил. Многие корабли были развернуты – «спина к спине» – с сокращением их нахождения на регламентных работах, только для того, чтобы в будущем столкнуться с увеличением длительности этих работ вдвое или более от изначально предусмотренного времени, что потребовало развертывания другого корабля на месте того, который на обслуживании или ремонте. ВМС несколько раз пытались «перезагрузить» этот цикл, но от них требовали снова ускориться, чтобы удовлетворить возникающие требования [17].

Сегодня совокупные ежедневные задачи командующих на [разных] ТВД для всех театров действий потребуют на 150 кораблей больше, чем сейчас во флоте. Более того, хотя ВМС могут предоставить гибкие варианты нанесения ударов без необходимости рассмотрения пролета [над территорией третьих стран], последние два десятилетия войны показали, что наши военно-морские силы не имеют адекватного размера для текущих моделей применения сил, чтобы обеспечить эту долговременную способность.

Присущая флоту мобильность является сдерживающим фактором, когда флот присутствует, но когда его убирают, это напоминает врагам – и союзникам в равной степени – о нефиксированной природе мобильных сил и может создать неверное представление о существовании возможности для агрессии. В качестве примера можно привести недавнее развертывание авианосца передового базирования «Рональд Рейган» из Японии на Ближний Восток. Корабль может находиться только в одном месте в одно время, поэтому политические решения или запросы командующих на ТВД также могут лишить вас сдерживающего фактора, который присутствовал вчера.

То же самое не относится к наземным войскам передового базирования. В течение последних двадцати лет армия не снижала численность войск в Корее или Германии, чтобы перебросить их в Ирак и Афганистан, но именно это и сделали ВМС со своими собственными обязательствами по развёртыванию сил. Военно-морские силы, которые в противном случае присутствовали бы в Средиземном море, западной части Тихого океана и Северной Атлантике, вместо этого постоянно дислоцируются на Ближнем Востоке, оставляя огромный пробел в присутствии, который использовал Китай.

Новая Морская стратегия

В том же исследовании CSBA 2017 года, процитированном ранее, представлена убедительная модель для разработки новой Морской стратегии.

Это исследование предлагает революцию в военно-морской стратегии и организации присутствия. Эта новая «стратегия сдерживания» объединит силы и средства ВМС в отдельные Силы сдерживания и Манёвренные силы, каждая из которых будет иметь отдельные структуры сил и задачи.

В исследовании было высказано предположение, что ВМС должны «сосредоточиться на поддержании результативной позиции для неядерного сдерживания, а не на эффективном с точки зрения расходов (и только расходов, здесь по смыслу именно так – Перев.) присутствии для удовлетворения краткосрочных оперативных потребностей».

Силы сдерживания

За последние 70 лет было много написано о реальном успехе стратегий сдерживания, и многие считают, что эту стратегию стоит реализовывать. Сдерживание невозможно измерить в реальном времени и, хотя оно является краеугольным камнем нашей национальной обороны от ядерного конфликта до обычного конфликта, нет способа точно измерить его успех или неудачу. Только оглядываясь назад, мы можем узнать, что наша стратегия сдерживания сработала – и она явно сработала в ядерном конфликте, но не всегда в неядерном конфликте.

В стратегии сдерживания верность своим обязательствам со стороны защитника, в данном случае США, должна быть решительной и непоколебимой. Как заметил Роберт Джервис, «восприятие является доминирующей переменной в успехе или неудаче сдерживания».

Брюс Рассетт пришел к выводу, что сдерживание не срабатывает, «когда атакующий решает, что угроза защитника вряд ли будет реализована». Это не означает, что США должны отвечать на каждую провокацию, как это часто происходило во время холодной войны, но, как заметил Майкл Дж. Мазарр, «успешное сдерживание обычно включает… принятие мер, демонстрирующих как способность, так и решимость устранить угрозу».

Именно эта способность и решимость могли побудить Мишель Флорной заявить, что, если бы у США была возможность

«убедительно угрожать потопить все военные корабли, подводные лодки и торговые суда Китая в Южно-Китайском море в течение 72 часов, китайские лидеры могли бы подумать дважды, прежде чем, скажем, начать блокаду или вторжение в Тайвань».
ВМС и Корпус морской пехоты по своей внутренней структуре имеют уникальные возможности для формирования как постоянных, так экстренно формируемых временных сил сдерживания. В статье 2020 года Эрик Гарцке и Джон Р. Линдсей констатировали, что

«одна из определяющих характеристик военно-морских сил – это их особая роль в проецировании мощи. Военно-морские силы позволяют странам влиять на политику в большем количестве мест, более решительно, дальше от дома».
В статье подробно обсуждается роль военно-морской мощи и определяются действия, демонстрирующие решимость и возможности, позволяющие противникам прийти к соглашению, а не к конфликту. Именно поэтому ВМС США должны постоянно присутствовать в открытом море по всему миру. Это сдерживающее присутствие не может быть просто побочным продуктом нынешней конструкции глобального присутствия ВМФ. Оно должно быть намеренным, настойчивым и адаптированным к конкретному театру.

В исследовании CSBA излагается подробное предложение о составе и местах дислокации сил сдерживания и, хотя я не согласна со всей структурой сил или местами их дислокации, изложенными в исследовании, общая концепция, которую оно предлагает, является верной и должна рассматриваться как фундамент новой Морской стратегии.

В этой схеме Силы сдерживания состоят в основном из передовых соединений военно-морских сил с моделью генерации сил «всегда иметь в течение года один развёрнутый корабль на каждые два имеющихся в строю корабля», что в 2,5 раза больше, чем мы достигаем сегодня за счет чисто ротационных сил. Предложенная в исследовании структура сил и средств предусматривает сочетание как простых сил и средств с низкотехнологичным оружием, так и ультрасовременных сил – со сложным, включая беспилотные наземные и подводные аппараты. Ударные группы авианосцев не будут частью Сил сдерживания.

Манёвренные силы

В то время как Силы сдерживания представляют собой первую линию обороны, не позволяющую ближайшим конкурентам поставить всех перед фактом, Манёвренные силы прибывают, чтобы вести длительную войну, и будут усилены остальными находившимися [на момент начала войны] силами, базирующимися на территории континентальной части США, когда они позже прибудут.

В исследовании CSBA Манёвренные силы развертываются по более традиционной ротационной модели, такой как «Оптимизированный план реагирования флота» (Optimized Fleet Response Plan – OFRP), и сосредоточены исключительно на авианосных ударных группах. Исследование предусматривает непрерывное развертывание [в качестве основы Манёвренных сил] двух авианосных ударных групп, но независимо от текущих глобальных планов управления [остальными] силами и средствами. Вместо этого эти силы

«должны быть подготовлены к более широкому диапазону возможных операционных условий, большему количеству потенциальных противников, большему количеству союзнических отношений и большей вероятности оказаться в ситуации высокоинтенсивного затяжного боя».
В исследовании Манёвренные силы состоят из многоцелевых оперативных групп, которые не привязаны к конкретному региону, но могут свободно перемещаться между театрами военных действий, проводить крупные учения, экспериментировать с тактикой и взаимодействовать с союзниками.

Следующие шаги

ВМС должны разработать Морскую стратегию и соответствующую структуру сил на основе концепции Сил сдерживания и Манёвренных сил, изложенной в исследовании CSBA, как можно быстрее внести изменения в оперативные модели и широко заявить о своих намерениях.

В исследовании CSBA 2017 года приводятся веские аргументы в пользу принятия этой новой оперативной модели и претворения в жизнь обширных перемен в будущих ВМС. Мы просто не можем продолжать использовать тот же устаревший подход к традиционному сдерживанию и рассчитывать на успешное сдерживание конкурентов. В исследовании делается следующий вывод:

«Этот [текущий] подход к неядерному сдерживанию, скорее всего, не сработает против потенциальных агрессоров 2030-х годов из числа Великих держав, которые, вероятно, будут искать возможности для быстрой и решительной победы над противниками. Усилия по обращению вспять результатов агрессии потребуют гораздо более масштабного конфликта и, вероятно, будут иметь глобальные последствия, которые, в свою очередь, вызовут международное давление для достижения быстрого урегулирования. Чтобы сдержать агрессоров в 2030-х годах, необходимо дать понять агрессорам, что их попытки достичь своих целей будут пресечены или что непосредственные затраты на их достижение будут непомерно высокими».
Проблема, с которой мы сталкиваемся сегодня, заключается в том, что нельзя терять время на разработку этой новой стратегии и метода работы. Исследование CSBA требует значительных инвестиций в новые платформы и зарубежные базы, которые требуют больших затрат времени и средств.

Для реализации многих из предложенных в исследовании изменений вооруженных сил потребуются десятилетия, а такие предложения, как размещение сил во Вьетнаме и на Филиппинах, [вообще] вряд ли будут реализованы. Тем не менее подходы к развёртыванию и формированию сил можно оперативно изменить, а существующую инфраструктуру и соглашения о базировании можно быстро использовать для достижения целей этой стратегии.

Касательно быстрого создания Сил сдерживания я придерживаюсь несколько иного видения, нежели изложено в исследовании CSBA в части предлагаемых мест дислокации для этих сил. Считаю, что мы должны использовать преимущества тех мест, в которых мы в настоящее время проводим регулярные операции и располагаем существующей инфраструктурой. Эти силы могут быть расположены по широкой дуге, окружающей Китай, от Джибути до Диего-Гарсии, Сингапура, Гуама и Японии, что [будет] очень похоже на «карту Ахромеева».



По утверждению американцев, это та самая карта, перерисованная и снабжённая англоязычными пояснениями. Source: John Lehman's Oceans ventured
Это [развёртывание] будет включать размещение Первого флота в Сингапуре, как это предлагал бывший секретарь ВМС Кеннет Брейтуэйт.

Мы должны работать с союзниками в регионе над более скоординированными операциями, а также расширять и укреплять наши договоры с островными государствами, такими как Федеративные Штаты Микронезии и Палау, которые выразили готовность тесно сотрудничать с США, чтобы отвергнуть влияние Китая.

На Средиземноморском и Европейском театрах военных действий Силы сдерживания должны базироваться в заливе Суда, Испании и Норвегии, чтобы противостоять злонамеренным действиям России в регионе, с дополнительными силами, размещенными на Аляске. Это также будет сдерживающей силой, готовой ответить в Арктике.



Авианосец «Гарри Трумэн» в заливе Суда, Крит, Греция, 8 октября 2004 г.
Для Манёвренных сил сегодня возможен несколько иной подход, чем тот, который обсуждался в исследовании CSBA. Управление этими маневренными силами с использованием модели военно-морских сил передового развёртывания на континентальной части США [18] позволит разместить по одной ударной группе авианосцев на каждом из [наших] побережий, а остальные авианосцы будут работать по ротационной модели (такой как упоминавшийся выше «оптимизированный план реагирования флота») до тех пор, пока не наступит их очередь перейти в модель передового развёртывания. Кроме того, базирующийся в Японии оператор [сил] передового развёртывания [19] останется со своим текущем циклом [ротации сил]. Два авианосца на побережьях затем разделят земной шар и будут действовать как маневренные силы в региональной модели, специально выделенной для командующих на ТВД.

Наконец, полагаю, что используя существующие платформы, мы можем достичь большей части сдерживающего эффекта этой стратегии в следующие пять лет. Мы должны увеличить закупки эсминцев до четырех в год (два на верфь в год), быстро наращивать и расширять программу [строительства] фрегатов на вторую производственную площадку, модифицировать существующие платформы, такие как патрульный катер MK VI, разместить противокорабельные ракеты NSM на «литоральных боевых кораблях», а также перестраивать коммерческие суда в плавучие ракетные арсеналы с установками вертикального пуска.

Кроме того, в то время как Корпус морской пехоты полностью разрабатывает свою концепцию операций с передовых экспедиционных баз [20], они могут начать тестирование этой концепции с использованием литоральных боевых кораблей LCS и быстроходных экспедиционных транспортов EPF.

Я предполагаю, что этот эффект сдерживания может быть получен всего лишь за 5 % увеличения текущего бюджета ВМФ (10 миллиардов долларов) в год. Как и писал Джон Леман при обсуждении разработки Морской стратегии 1984 года, 90 % сдерживающей силы этого наращивания сил можно было бы достичь в первый год. Это было сделано путем публичного объявления и объяснения стратегии, особенно ее военно-морской составляющей, и принятия мер, которые не оставляли сомнений у друзей и врагов в том, что она будет реализована.

Выводы

Соединенные Штаты играют уникальную роль в истории.

Сет Кропси и Брайан Макграт писали в 2017 году: «Парадокс американского опыта состоит в том, что США – это не просто великая держава, это исключительная держава, идеалы которой имеют такое же значение, как и сила» [21]. Именно эта исключительная сила и ответственность требуют исключительного мышления со стороны политических и военных лидеров нашей страны.

Эта глобальная Морская стратегия может сработать, но флоту придется преодолеть существенные препятствия для изменений в Объединенном штабе, боевых командованиях, среди служб, а также в Совете национальной безопасности и Конгрессе. Однако с хорошим планом не поспоришь. Все, что нам нужно, это план и несколько чемпионов на Капитолийском холме.

Послесловие переводчика

Данная статья представляет интерес, прежде всего, тем, что отражает стратегические идеи применения ВМС США в будущем.

При этом никакая оценка этих идей не может отменить того факта, что других идей у американцев нет. Нет никакой стратегии войн и не-войн будущего, которая была бы формализована. К добру это или нет, но то, что пишут эксперты CSBA, представитель (депутаты Палаты представителей Конгресса называются в США именно так) Луриа и ряд других деятелей, сводится в конечном счёте к тому, чтобы повторить успех холодной войны – победить без вступления в широкомасштабные военные действия. Причём сделать это, создавая силы, которые изначально предназначены именно для сдерживания, а не для войны.

Для примера можно привести статью адмирала Джеймса Ставридиса, «Конкуренция великих держав требует сдерживания на ТВД». Там Ставридис, правда, пишет, что у США ясная концепция применения флота всё-таки есть, ссылаясь на концептуальный документ ВМС «Преимущество в море» (Advantage at Sea), но кто его читал, тот знает, что это просто набор лозунгов. В остальном же опытный и заслуженный американский адмирал, помимо всего прочего, бывший командующий союзными силами НАТО, ничего не предлагает, просто говорит о том, что нужна новая концепция для сдерживания локальных агрессивных действий на ТВД.
Ну вот CSBA её предложило, а Э. Луриа активно продвигает.

Переводчик не будет давать никаких оценок этой концепции – сейчас не то время, чтобы делать подсказки нашему вероятному противнику.

Интересно, однако, то, что американцы всё-таки пытаются снова поставить лошадь впереди телеги и начать не с бюджета и доступных ресурсов, а с национальных целей, которые должны определить стратегию, которая, в свою очередь, должна определить то, каким должен стать флот. Вся деятельность Э. Луриа направлена именно на это.

Также Луриа олицетворяет собой явление милитаризации американского истэблишмента – количество людей, служивших и воевавших в американской политике сейчас просто огромно, кого ни возьми, попадёшь в ветерана. Та же Луриа у себя в округе конкурировала за место в Конгрессе с бывшим «морским котиком». Этот факт надо учитывать – в лице американцев мы почти поголовно будем иметь дело с бывшими военными и ветеранами военных действий, что однозначно будет отражаться на принимаемых в США внешнеполитических решениях, и, что самое главное – в приемлемых для американских элит уровнях риска.

Статья написана как концептуальная, поэтому она переполнена ссылками на другие, тоже концептуальные материалы. Ссылки на них ведут на английские оригиналы, понадобится знание языка.

В некоторых случаях в силу нехватки времени пришлось использовать машинный перевод с последующей «ручной шлифовкой», это была вынужденная мера, и, возможно, в тексте это будет заметно. Тем не менее, как обычно, переводчик с благодарностью примет замечания по переводу.

Примечания к тексту

[1] – Собственно, давно известный факт – ВМС США сейчас пребывают в том, что некоторые наблюдатели называют кризисом идентичности. Проще говоря – они не понимают, как им нужно будет действовать в мире будущего. У них нет ясной доктрины.

[2] – Луриа использует слово Naval – военно-морская, вместо традиционного слова Maritime – Морская. Возможно, это связано с её желанием подчеркнуть уклон стратегических подходов ВМС в 80-х в чисто военные вопросы, реально доктрина ведения войны на море в США в 80-х называлась «Морская стратегия» – Maritime strategy.

[3] – Использовано выражение «right the ship», полный смысловой аналог которого в русском языке отсутствует, но в данном контексте смысл примерно такой.

[4] – Budget warrior, «бюджетный воин» – это военный деятель, роль которого практически полностью свелась к выбиванию бюджета из Конгресса.

[5] – К таковым, например, относятся все региональные командования, такие как NORTHCOM и ему подобные, некоторые другие командные структуры, должности в Пентагоне и т.д.

[6] – Объединённый штаб, Joint staff – межвидовой орган военного планирования, подчинённый Председателю ОКНШ (не путать с самим КНШ, это разные структуры). Его задача – проработка тех планов и предложений, которые Председатель ОКНШ может предложить президенту или Конгрессу. Органом военного управления он не является. Ссылка на американское законодательство по поводу (англ.).

[7] – Loose confederation, ещё одно часто употребляемое американское выражение, обозначающее рыхлую структуру без единой цели и внутренней спайки.

[8] – Концепция 80-х, согласно которой ВМС должны были атаковать территорию противника непосредственно, используя сначала палубную авиацию, а после появления КР «Томагавк» – крылатые ракеты и авиацию. До сих пор и отечественные, и американские специалисты спорят на тему того, была бы она успешной или нет. Впервые этот концепт «обкатали» на Тихом Океане в 1982 году, во время знаменитого «Камчатского Пёрл-Харбора» – учений NorPac FleetEx Ops’82. Тогда у американцев блестяще получился удар по Камчатке. Потом, в последующие годы, всё было зачастую сложнее. Скорее всего, такие действия у США получались бы, но не всегда.

[9] – Рейгановская программа строительства флота «600 кораблей».

[10] – Интересное выражение «войны нации». Это общеупотребляемое устойчивое выражение. Для американцев война – это не оборона своей страны и защита дома, а всегда «где-то там», и именно эти, часто агрессивные войны они считают делом всей нации. Фраза очень хорошо отражает тот факт, что для американцев нормальна и нравственна любая война, в том числе агрессивная и ничем не спровоцированная. Лишнее напоминание о полной недоговороспособности американцев, причём именно нации, а не только правительства.

[11] – National Defense Strategy (NDS), ссылка (англ.)

[12] – На самом деле, Морская стратегия 80-х покрывала несколько больше регионов, чем три, хотя основных было три. И этот пример очень хорошо показывает важность владения инициативой, ведь «Морская стратегия» была важным фактором деморализации руководства СССР. Умеренная стратегия таковой бы не стала.

[13] – Что самое интересное – у американцев почти получилось, правда, сразу после окончания холодной войны этот флот пришлось резать – поддерживать его было не только бессмысленно, но и невозможно. Отчасти гипертрофированное строительство кораблей в эпоху Рейгана связывают с коррупцией Лемана. Якобы, он лично заработал на всём этом примерно 180 миллионов долларов. Нельзя не признать, что кое для кого холодная война была выгодным мероприятием, особенно такая её часть, как гонка вооружений.

[14] – Здесь Луриа «попадает в цель», предлагая сначала создать модель задач и угроз, а потом, отталкиваясь от неё, придумать меры по их нейтрализации. Такой подход должен стать базовым для любого военного планирования. Пока это у американцев не так, и, надо сказать, не только у них.

[15] – Даже после окончания холодной войны количество инцидентов между ВМФ РФ и ВМС США, потенциально чреватых человеческими жертвами и даже военными действиями, намного выше, нежели число таковых же в небе и на земле. И это только то, что можно назвать вслух.

[16] – Характерная особенность текущего момента в том, что мы примерно знаем, как будет действовать противник. Это был бы безусловный плюс, если бы Россия делала хоть что-то, чтобы этот факт использовать.

[17] – «Имперское перенапряжение» в чистом виде. У них не хватает сил, чтобы быть во всех местах, в которых они хотят быть, а это приводит к выбиванию ресурса кораблей. Последнее уже привело к очень серьёзным срокам ремонтов. У них уже появились офицеры, бывшие по нескольку лет командирами подлодок, но никогда не выходившие в море в этом качестве. У нас была аналогичная история с выбиванием ресурса БПК во время антипиратских походов в Аденский залив. Правда, американцы свои корабли хотя бы могут строить, в отличие от нас.

[18] – Смысл всего начинания следующий. В опасных регионах расположены силы, которые работают, по сути, живым щитом или, как сами американцы говорят – «растяжкой» (как у противопехотной мины, по-английски tripwire). Они не могут разбить потенциального агрессора, но могут замедлить его операции, нанести какие-то потери, но не разбить. А для того, чтобы именно разбить, будут задействованы силы из самих США. В первую очередь – те самые, готовые к бою и походу по всем нормам военного времени авианосные группы, выведенные из-под удара на американскую территорию. Ну а потом и все остальные.

[19] – Командование силами США в Японии.

[20] – Об этом в статье переводчика «Шаг в неизвестность, или Будущее американских Marines», на русском.

[21] – Можно соотнести эту фразу с МИЛЛИОНАМИ убитых после 2001 года гражданских лиц в разных странах, которые стали либо прямыми жертвами американцев, то есть были ими непосредственно убиты, либо погибли в силу созданных американцами обстоятельств. Или с десятками миллионов убитых и погибших по вине США после Второй мировой. И тем не менее типовой гражданин США видит себя и свою страну именно настолько идеалистически, даже утопически. В общем, ещё одно свидетельство того, что американцы не видят разницы между добром и злом. Америка – добро, даже когда она финансирует террористов в Сирии, а те, кто противостоит добру-Америке, соответственно, зло, даже если они борются с террористами. Как писал Джон Тирман, один из немногих честных людей в Америке:

«Люди склонны очень быстро отворачиваться от бедствий, таких как война, которая пошла не так. Они отворачиваются, потому что это причиняет им моральный дискомфорт, а также потому, что бойня бросает вызов их твердо укоренившемуся самовосприятию, что их страна является силой добра в мире».

Автор:

Элэйн Луриа, перевод Александр Тимохин